РОМАНТИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ

Гомеопатия / Портреты гомеопатических препаратов / ARSENICUM ALBUM / IGNATIA / РОМАНТИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ

Страница 3

Обычно в распадающейся связи Ignatia старается вернуть первоначальный романтичный накал чувства, спрашивая своего возлюбленного: «Что ты хочешь от меня? Что мне сделать, чтобы ты был доволен или любил меня больше? Я, действительно, стараюсь тебя понять, поэтому, пожалуйста, постарайся понять меня и мои эмоциональные запросы…» — и так далее. Но примирительное поведение, попытки объяснений, обвинений и мольбы — всё в равной степени неэффективно, потому что этот человек стремится более сильно, чем партнер хочет или способен выразить, и стремится, возможно, подсознательно отрегулировать поведение и реакции другого в соответствии со своими желаниями и идеалами.

Защита партнера от подруги типа Ignatia часто приобретает такую (вполне законную) форму: «Дело в том, что я не хочу таких отношений, когда другой человек надеется, что я полностью буду её счастьем. Это неизбежно приведет к разочарованию. Никто не должен быть ответственным за то, чтобы составить всё счастье и цель жизни для другого человека!

А когда любовь в конце концов распадается после долгого периода неудовлетворенности и бесполезных надежд («Он, по существу, никогда не удовлетворял меня!», «Он постоянно меня разочаровывает!»), Ignatia становится раздражительной по пустякам — какие-то особенности в поведении партнера, привычка постоянно принюхиваться или прочищать горло, например, не говоря уже о более интимных привычках, и так до тех пор, пока само присутствие человека не становится для неё невыносимым, и уже что бы он ни сказал или ни сделал, вызывает отвращение (Nux vomica у мужчин). К этому времени она уже настолько удручена, настолько эмоционально оскорблена и так опустошена, что возмущается необходимостью объясняться или разжёвывать правильные ответы. Убеждённая, что она одна несёт весь груз отношений, она слишком измотана, чтобы поддерживать их и дальше, и в этот момент готова оставить все попытки к примирению.

Подробно описывая все несчастье любви, пациентки типа Ignatia часто изображают её как кабалу и признаются, что их страсть не угасала даже вопреки их суждениям. Она знала, что человек для неё «не тот», что есть очень значительные расхождения во вкусах, воспитании, темпераменте («Я не могу поверить, что это произошло со мной. Почему у меня возникла такая неуправляемая страсть к такому совершенно неподходящему человеку? Это, должно быть, судьба!»), но все эти факторы перестают иметь какое-нибудь значение в пылу романтической страсти («она признаётся в любви… человеку совершенно не её социального круга, для которого она слишком чувствительна, чтобы иметь с ним что-либо общее», Кент).

Характерные фразы, используемые для описания преобладания надо всем этой одержимости таковы: «Почему я так поступила с собой? В лучшем случае эти отношения принесли мне больше горя, чем радости. И, тем не менее, хотя я никогда не могла бы быть полностью счастлива с ним, разве я могу быть когда-нибудь счастлива без него?» Или: «Я думаю, что источник не соответствует Божественной Страсти. Я не знала ни дня покоя и счастья с тех пор, как мы познакомились три года тому назад. Но всё равно, я люблю его до безумия». Или мужчина начинает сам рассказывать: «Она мне никогда не подходила. Никогда не было с ней простого решения или ясного будущего для наших взаимоотношений. Объективно в них было гораздо больше отрицательных, чем положительных сторон. Но на эмоциональном плане всё это как-то не имело значения. Просто она мне нужна!» Если спросить у человека типа Ignatia, почему он не разорвал связь, которая причинила столько горя, то обычно в ответ можно услышать, что любимый человек всё равно, несмотря ни на что, даёт величайшее счастье, какое ему когда-либо довелось испытать, и что, если лишить его этих крох, то им нечем будет утолить голод.

В состоянии влюбленности Ignatia сохраняет лучшие надежды (в отличие от Phosphorus). Вот почему страдание её так обострено. В случае гибели любимого, она прекрасно осознаёт действительность, но просто не в состоянии принять её (неверие): «Я не хочу, чтобы это было правдой!» Таково её отчаяние. Повторим ещё раз, что она попадает в плен своих эмоций, вступающих в конфликт с действительностью. И хотя она не утратила способности объективно оценивать происходящее, но определённо их оценки и суждения временами затуманены «неспособностью управлять своей любовью» (Кент). «Любовь — самая нерациональная вещь на земле! Вы думаете, что я хочу его любить? — так мучительно вскричала одна пациентка. — Если бы я могла, я бы любила своего мужа, который намного лучше и более подходящий для меня человек».

«Любовь не зависит от восхищения, уважения или одобрения, — это слова другой пациентки. — Её уникальность именно в том, что она не считается с логикой и разумом. В противном случае, в чем было бы её достоинство? И поэтому как может какое бы то ни было лекарство побудить меня быть более «разумной», когда мы имеем дело в основном с иррациональной эмоцией?» Можно было бы с ней согласиться, если бы не тот факт, что гомеопатические лекарства излечивают так фундаментально эффективно именно благодаря тому, что их действие направлено и влияет на инстинкты и подсознательный уровень, который полностью управляет рациональным и сознательным.